«Воспоминания» Юрия Елькина
Многие ли из поклонников Народного музея исчезнувших деревень знают, что одним из вдохновителей его создания для жителей Сепа был уроженец исчезнувшей Новой Деревни Юрий Александрович Елькин? А точнее, его книга «Воспоминания», подготовленная дочерью Юрия Александровича Ладой Меньшиковой и вышедшая в свет в Игре в 2013 году. Начнешь читать – и не оторвешься: так живо, ярко, эмоционально, с мельчайшими деталями и подробностями описывает автор, бывший учитель технологии Игринской школы № 2, довоенную и послевоенную жизнь деревни.
Книгу мы переиздали и включили в каталог музея. И вот сейчас, работая над проектом «Здравствуй, дорогая Клаву!» о жизни деревни в 30-е – 40-е годы, мы снова обратились к бесценным воспоминаниям Юрия Александровича. Они, наряду с письмами Семена Тихонова, предметами довоенного и военного быта, рассказами старожилов Сепа, будут представлены на нашей выставке, которая откроется 9 мая. А пока обратимся к страницам книги Юрия Елькина, вспомним небольшие отрывки из нее – об исчезнувшей Новой Деревне, о детских годах автора, которые в основном пришлись на военные годы: к началу Великой Отечественной Юрию Александровичу было пять лет…
…Сначала о деревне. Нет её теперь на карте, распалась, разъехались её жители, всё заросло, а она была – была красивая, с добротными домами и вырастила много хороших людей. Моя деревня имела не простое, а немного странное название – Новая Деревня. Новая Деревня Зуринского района была образована из двух деревень – Троицкое и Митроки в 30-е годы 20-го века, когда началась коллективизация сельского хозяйства. Всего домов было 34. В деревне Троицкое было 22 дома-хозяйства, в деревне Митроки – 12 домов. На основании постановления Президиума Верховного Совета Удмуртской АССР от 23 ноября 1956 года упразднен Зуринский район, и Зуринский сельский совет передан в состав Игринского района.
Основателями деревни Троицкое были переселенцы из Кировской губернии, образовавшие починок, т. е. начало. Был христианский праздник Троица, так и назвали деревню. С тех пор Троица была в деревне престольным праздником, и с соседних деревень все приходили на гулянье – веселились, играли, пели песни под гармони. Эти праздники проходили на особом месте, около пожарки, там даже трава не росла, потому что была вытоптана местными плясунами, а до плясок собирались по домам в гости. Мы, маленькие, с радостью смотрели на пляшущих, весёлых людей. Веселье было шумным и радостным, но иногда танцы заканчивались потасовками взрослых парней.
Название деревни Митроки идёт от Дмитрия – Мити – Митрока – первого жителя, такое мнение деревенских старожилов. Улицы в обеих деревнях были расположены с востока на запад, а сами деревни находились одна от другой примерно через триста метров. Вдоль деревень протекала речушка Лужанка, которая впадает в речку Палымку, а Палымка – в реку Иту.
У наших двух деревень были соседи. Деревня Троицкое на западе граничила с деревней Лужаны, на севере с деревней Николаевка, на востоке с деревней Митроки, а деревня Митроки граничила с деревней Палым. С юга деревня Сепож, а через лес деревня Новоглазово. Обе деревни отделены от Сепожа и Новоглазова с южной стороны лесом, который в то время нам, маленьким, казался очень большим и даже страшным.
Деревня Митроки была расположена на возвышенности. Она начиналась с конных дворов, конюховки и дома Василия Романовича Логинова. Между домами Василия Романовича и Романа Платоновича Логинова (они не родственники) проходил лог – его называли «Романов лог». Через этот лог был построен хороший мост, потому что лог был глубокий, с крутыми берегами. Заканчивался он у речки Лужанки. За логом, сразу на берегу его, стояли зерновые склады, пожарка, овощехранилища, врытые в берег лога, туда закладывали на зиму картофель и овощи. Деревня Троицкое расположилась в низине, вдоль речки Лужанки. Между деревнями проходил большой лог – Ключевой (по нему текут ручьи и впадают в Лужанку). Деревню Троицкое от деревни Лужаны отделял Петрунин лог (напротив жил Анисимов Пётр – Петруня). Ближе к деревне Лужаны был Каменный лог – очень глубокий, с дремучим лесом. С ним связано много тёмных поверий, люди боялись ходить там. Из берегов лога доставали камень. А вот поля для сельхозугодий были ровные, трава росла хорошая. Сено для своих хозяйств косили больше всего по логам, и у них были названия – Сухой и Степанов (радом с логом жил Степан Бурков).
В деревне Троицкое воду брали из ключей, их было пять. Ключи не замерзали и зимой. Вода в них была очень чистая, вкусная, холодная. В Митроках воду брали из колодцев.
В деревнях было своеобразное отношение к именам. Например, Ивана из деревни Троицкое звали Нюша, а Ивана из деревни Митроки – Нюшка. Думаю, что это от ласкового Иванушка – Нюшка. Марфу называли Марша, Клавдию – Гланя, Вассу – Васюня, Ефросинью – Опросинька, Анисью – Ониська. Женщин часто называли по фамилии или по имени мужа – Ельчиха, Кузиха, Данилиха, Васиха, Бурчиха. Так не обзывали, а показывали, что женщина замужем.
Началось образование колхозов. В годы коллективизации, примерно в 1931-1933 годах, Троицкое и Митроки объединили в один колхоз и назвали Новая Деревня. Все поля засевались, урожаи получали хорошие. Деревня стала подниматься, люди стали жить лучше.
Помню, как отец (в деревне тогда отцов звали «тятя») ездил с деревенскими жителями на лошадях в Ижевск за покупками (значит, были деньги). Привозил всем обновки, маме и нам, детям, – валенки, шубу, пальто, красивые платки, тулуп. Как все радовались новой одежде и обуви!
Учиться дети ходили в деревню Николаевка, там была малокомплектная школа. Помню, что во время войны и в послевоенное время была учительница Мария Ивановна Полянцева, потом Костяев Алексей Владимирович. Он вернулся с войны в 1942 г. инвалидом, без правой руки, и стал работать учителем.
После окончания начальной школы ученики из Новой Деревни уходили в семилетнюю школу в Большую Пургу, дети из деревень Лужаны и Николаевка ходили в Сепскую семилетнюю школу, а старшие классы все ходили в Зуру. Расстояние 7-8 км, общежития не было, каждый день утром вставали в 6 утра в любую погоду – в дождь, снег, мороз – шли в школу, а домой приходили под вечер. В один год весной снесло мост через Иту, между деревнями Беляевское и Итадур. Перебраться можно было только на лодке, которая была у рыбака. Он и перевозил, ему давали за это деньги, еду – у кого что было. Когда не было перевозчика, переезжали сами на его лодке, которая привязана была к берегу. По реке Ите сплавляли лес, и как-то раз получился большой затор, примерно километров в десять. Недели две ходили в школу по брёвнам. Были такие моменты, что оказывались в воде, едва спасались. Зимой, в самые сильные морозы, не ходили домой, ночевали у добрых людей.
Расскажу о странном происшествии, которое случалось со мной по дороге в школу и обратно. До сих пор не могу объяснить причину. Когда учились в семилетке в Большой Пурге, в школу ходили через лес по тропе. Почти в середине этого леса стояли несколько высоких деревьев – елей и пихт. В деревьях, видимо, было гнездо сов. Они жили в лесу летом и зимой. Когда мы ходили в школу гурьбой, совы на нас не обращали внимания, не показывались. Но когда я шёл один, две совы всегда на меня нападали – летали прямо над головой с шумом, с резким пронзительным криком, с большой скоростью. Одна за другой налетали, разворачивались и снова пикировали. Так сопровождали примерно с километр, потом улетали. Было очень страшно подходить к этому месту, всегда приходилось быть настороже, брать палку и отмахиваться. На других ребят не нападали, чем-то я им не нравился, хотя я их не гонял, гнёзд не разорял. Потом, когда я учился в педучилище, проходил по этой тропе, совы меня обязательно встречали и провожали, как старые знакомые, но полет их был плавный, мягкий, и было уже не так страшно.
Ещё был интересный случай. Шёл я один из школы по лесу. В одном месте была сломана ель, от нее остался высокий пень. Дятлы сделали в нем дупло, и в дупле сидел дятел. Я сумел накрыть его фуражкой и поймал. Пока нес, птица в фуражке тихонечко трепыхалась. Принёс домой, хотел всем показать, раскрыл фуражку, дятел сразу улетел. А фуражка, к моему большому удивлению, оказалась вся испорчена – дятел истеребил всё до нитки. За испорченную фуражку попало от матери. А дятла я ещё потом видел в дупле, но уже не подходил.
В своё время в этом лесу пасся скот. Там был и колодец, вырытый жителями, чтобы поить скот. У колодца была колода с водой. Люди наливали в неё воду, коровы пили. Утром коров загоняли в этот огороженный участок, а вечером встречали, открывали загородки. Мы с братом ходили проверять коров, присматривать, чинить изгородь, собирать грибы…
22 июня 1941 года – незабываемая дата в жизни всей нашей страны и нашей деревни, в частности. Тяжелыми были проводы жителей деревни на войну. А для большой нашей семьи особенно. Первыми ушли в августе 1941 года пять человек (никто не вернулся), в том числе и мой отец. Когда он выходил из дома, старшая сестра, ей было 16 лет, упала на пол, обхватила руками ноги отца, не хотела отпускать, очень громко кричала, ревела, билась об пол.
Пока телеги с людьми проезжали по деревне, я шёл сзади, держась ручонками за телегу, и горько плакал, как будто чувствовал расставание навсегда. Мама думала, что я гонюсь за ними, просила отцепиться от телеги, идти домой. Я до сих пор помню, какая это была телега, и как я шёл, держась руками, и упёршись головой в её деревянные перемычки, а мне было тогда пять с половиной лет.
…Полностью книгу Юрия Елькина «Воспоминания» можно прочитать здесь: https://www.calameo.com/read/0065551630b755a5b1c71